Любовная тема нередко встречается у меня в стихах, чего не скажешь о прозе, где единственный её пример — «Ульрика». Читатели, конечно, заметят, формальную близость этой новеллы к рассказу «Другой».
Среди рассказов книги «Конгресс» метит выше других. Его тема — предприятие таких масштабов, что в конце концов оно охватывает весь мир и человеческий век. Смутное начало замышлялось по образцу новелл Кафки; в конце я задумывал — и, видимо, напрасно — подняться до озарений Честертона или Джона Беньяна. В жизни я подобных откровений не удостаивался, но мечтать о них мне случалось. По ходу рассказа я, как обычно, прошил его автобиографическими подробностями.
Судьба, которая, как известно, непостижима, не оставляла меня в покое, подталкивая написать что-то вроде посмертной новеллы Лавкрафта — писателя, всегда казавшегося мне невольной пародией на Эдгара По. В конце концов я уступил: плачевный результат носит название «There are more things».
«Секта тридцати», не опираясь ни на какие документы, выдаёт себя за изложение одной из возможных ересей.
«Ночь даров» — вероятно, самый простодушный, самый жестокий и самый безудержный рассказ книги.
В «Вавилонской библиотеке» (1941) представлено бесконечное количество книг, в новеллах «Ундр» и «Зеркало и маска» — многовековые литературы, сведённые к единственному слову.
«Утопия усталого человека» — по-моему, наиболее скромная и грустная вещь сборника.
Меня всегда поражала озабоченность североамериканцев этической стороной жизни; в «Искушении» я пытаюсь отразить это свойство.
Вопреки Джону Фельтону и Шарлотте Корде, вопреки известному мнению Риверы Индарте («Прикончить Росаса — священный долг каждого») и национальному гимну Уругвая («Дрожи, тиран: готовит Брут кинжал»), я не одобряю политических убийств. Как бы там ни было, читающие об убийце-одиночке Авелино Арредондо имеют полное право знать, чем всё кончилось. Луис Мельян Лафинур пытался оправдать юношу, но судьи Карлос Фейн и Кристобаль Сальваньяк приговорили его к заточению в одиночной камере сроком на месяц и к пяти годам тюрьмы. Сегодня одна из улиц Монтевидео носит его имя.
Две противоположные и равно непостижимые вещи — предмет двух последних новелл. В «Диске» это евклидов кружок, у которого только одна сторона, в «Книге песка» — том, чьи страницы неисчислимы.
Надеюсь, что мои краткие заметки, которые я уже заканчиваю диктовать, не исчерпывают данной книги, а её сны будут и дальше ветвиться в гостеприимном воображении тех, кто держит сейчас в руках этот томик.
Х. Л. Б. Буэнос-Айрес, 3 февраля 1975 г.
Мир-змей, что выгнулся звёздно-чешуйным телом (франц.)
Древнеисл.; перевод Б. Ярко
«Северная гостиница» (англ.)
Франц.; перевод Г. Ярко, 1769
Хвостик, завитушка (англ.)
«Естественная история» (лат.)
«Зерцало» (лат.)
«Есть многое на свете» (англ.)
Лепёшки (англ.)
Young man
«Упадок и разрушение» (англ.)
Здесь: да не случится такого (лат.)
«Книжица» (лат.)
«Германские крохи» (лат.) Лейпциг, 1894
Константинополя
«Сумма Теологии», богословский трактат Фомы Аквинского
С точки зрения вечности (лат.)
Существовать значит восприниматься (лат.)
Эрудиция (англ.)
«Исландская Эдда» (дат.)
Хитрость (англ.)
Йельский ежемесячник (англ.)
Послужной список (лат.)
Непредвзятым (англ.)
Геометрическим способом (лат.)
«Священное Писание» (англ.)
Бомбей (англ.)