Я привалил камень ко входной двери, чтоб не наносило снега. Однажды я услышал усталые шаги, и в дверь постучали. Я открыл. В дверь вошёл незнакомец. Это был высокий старик, его плащ был в прорехах. Лицо его пересекал рубец. Годы давали о себе знать скорее умудрённостью, чем немощью, однако я заметил, что без посоха ему было бы не обойтись. Мы обменялись словами, которые память не сохраняет. Затем он сказал:
— Дома у меня нет, а ночую я, где придётся. Я прошёл пешком всю Страну Саксов.
Его слова соответствовали годам. Мой отец тоже говорил «Страна Саксов», а теперь для всех это «Англия».
У меня были рыба и хлеб. Ели мы молча. Пошёл снег. В углу на земляном полу, где умер мой брат, из звериных шкур я приготовил постель. С наступлением ночи мы уснули.
Когда мы вышли из дома, уже рассветало. Распогодилось, мы шли по нападавшему за ночь белому снегу Он уронил посох и приказал мне его поднять.
— Разве я обязан тебе подчиняться? — спросил я
— Да, ибо я король, — ответил он.
Он сумасшедший, подумал я, подавая ему посох.
Теперь он заговорил иначе:
— Я король секгенов. Не раз и не два я приводил их к победе, но в решающем сражении я потерял своё королевство. Меня зовут Изерн, и я веду свой род от Одина.
— Я поклоняюсь не Одину, — сказал я. — Я поклоняюсь Христу.
Он продолжал, не обращая внимания на мои слова:
— Я иду путями изгнанника, но я король, ибо у меня есть диск. Показать тебе его?
Он разжал костлявый кулак. В нём ничего не было. Ладонь была пуста. Только сейчас я вспомнил, что до этого он не разжимал его ни разу.
Пристально глядя на меня, он сказал:
— Можешь коснуться.
С некоторой опаской я дотронулся кончиками пальцев до его ладони. Я почувствовал холод и увидел, как что-то сверкнуло. В то же мгновение его пальцы сомкнулись. Я ждал. Незнакомец продолжал, как если бы он говорил с ребёнком:
— Это диск Одина. У него есть только обратная сторона. Подобного ему нет на всей земле. Пока я владею им, я король.
— Он из золота? — спросил я.
— Не знаю. Это диск Одина, и у него одна-единственная сторона.
Мне неудержимо захотелось завладеть диском. Будь он моим, я обменял бы его на золотой слиток и стал королём.
Я предложил бродяге, которого ненавижу до сей поры:
— У меня есть сундук, полный золотых монет. Топор не сверкает так, как сверкают они. Отдай мне диск Одина, и я отдам тебе этот сундук.
— Не хочу, — сказал незнакомец.
— Тогда, — сказал я ему, — иди своей дорогой.
Он повернулся ко мне спиной. Удара топором в затылок хватило, чтобы он пошатнулся и рухнул, при падении разжав кулак. Снова что-то сверкнуло. Топором я надёжно отметил это место, а труп отнёс к ручью, который становился всё полноводней. И столкнул в него.
Подойдя к дому, я попытался отыскать диск. Но не нашёл. Все эти годы я продолжаю искать его.
…thy rope of sands…
George Herbert (1593–1623).
…твой песчаный канат…
Джордж Херберт (англ.)
Линия состоит из множества точек, плоскость — из бесконечного множества линий; книга — из бесконечного множества плоскостей; сверхкнига — из бесконечного множества книг. Нет, решительно не так. Не таким more geometrico должен начинаться рассказ. Сейчас любой вымысел непременно сопровождается заверениями в его истинности, но мой рассказ и в самом деле — чистая правда.
Я живу один в четвёртом этаже на улице Бельграно. Несколько месяцев назад, в сумерках, в дверь постучали. Я открыл, и вошёл незнакомец. Это был высокий человек с бесцветными чертами, что, возможно, объясняется моей близорукостью. Облик его выражал пристойную бедность.
Он сам был серый, и саквояж в его руке тоже был серый. В нём чувствовался иностранец. Сначала он показался мне старым, потом я понял, что его светлые, почти белые — как у северян — волосы сбили меня с толку. За время нашего разговора, продолжавшегося не более часа, я узнал, что он с Оркнейских островов.
Я указал ему стул. Незнакомец не торопился начать. Он был печален, как теперь я.
— Я продаю библии, — сказал он.
С некоторым самодовольством я отвечал:
— В этом доме несколько английских библий, в том числе первая — Джона Уиклифа. Есть также Библия Сиприано де Валеры и Лютерова, в литературном отношении она хуже других, и экземпляр Вульгаты. Как видите, библий хватает.
Он помолчал и ответил:
— У меня есть не только библии. Я покажу вам одну священную книгу, которая может заинтересовать вас. Я приобрёл её в Биканере.
Он открыл саквояж и положил книгу на стол. Это был небольшой том в полотняном переплёте. Видно было, что он побывал во многих руках. Я взял книгу. Её тяжесть была поразительна. На корешке стояло: «Holy Writ» и ниже: «Bombay».
— Должно быть, девятнадцатый век, — заметил я.
— Не знаю. Этого никогда не знаешь, — был ответ.
Я наугад раскрыл книгу. Очертания букв были незнакомы. Страницы показались мне истрёпанными, печать была бледная, текст шёл в два столбца, как в Библии. Шрифт убористый, текст разбит на абзацы. В верхнем углу стояли арабские цифры. Я обратил внимание, что на чётной странице стояло число, скажем, 40 514, а на следующей, нечётной, — 999. Я перевернул её — число было восьмизначным. На этой странице была маленькая, как в словарях, картинка: якорь, нарисованный пером, словно неловкой детской рукою.
И тогда незнакомец сказал:
— Рассмотрите хорошенько, вам больше никогда её не увидеть.
В словах, а не в тоне звучало предостережение.